Основной рубеж - Страница 41

— Понятно… А что потом, когда они просыпаются?..

— Если все нормально, организм «кормят». Делают одну инъекцию глюкозы, а через полчаса уже вводят китониты. Очень концентрированные китониты, — подчеркнул Шиманов. — После этого в оживленном материале начинает вырабатываться… э… мы называем его сидатин. Примерно через пять минут концентрация сидатина в материале достигает наибольшего значения и потом начинает спадать. Очень важно не упустить этот момент, мистер Конвей. С помощью всех этих умных приборов, которые вы здесь видите, мы и ловим эту «золотую середину».

— Ну а потом?..

— Потом? Потом мы укладываем… э… объект на транспортер, и он идет в измельчитель.

— Куда?!

— В измельчитель. Это что-то вроде большой мясорубки… Пойдемте, я вам все покажу.

— Ну хорошо… — без энтузиазма согласился Конвей и отправился вслед за Шимановым.

— Понимаете, мистер Конвей, сидатин очень дорог, и чтобы свести его потери к минимуму, нужно максимально измельчить материал и подавать в перегонку только высококачественную пульпу… Вот мы и на месте…

— О, док… — покачал головой Брин Конвей, ловя ртом воздух.

— Вам повезло, что еще не закончилась перегонка предыдущей партии материала. Смотрите, это первоначальный накопитель… А вот по этому трубопроводу пульпа подается в реактор. Здесь добавляются связывающие элементы и катализаторы… А вот на этом этапе проводится обезвоживание… И наконец дистилляция… Мы специально выполнили оборудование из высокопрочного стекла, чтобы весь процесс переработки проходил наглядно. Что с вами, мистер Конвей?..

Брин стоял без очков и респиратора и изо всех сил боролся с приступом тошноты.

— Док, давайте на сегодня прекратим, ладно? — жалобно попросил Конвей.

— Никаких проблем… Тем более что я уже все вам показал. Разве что… Вот чистейший сидатин. Идеальная очистка — как слеза… — И Шиманов поднес небольшую колбу к глазам своего экскурсанта.

— Ой, док, уберите… — болезненно сморщился Брин.

— Вот такая колбочка стоит триста тысяч кредитов, — сообщил Шиманов.

— Сколько?.. Постойте, док, не убирайте. Дайте я еще посмотрю, — сразу забыл про свое недомогание Конвей. — Триста тысяч, док?.. Да ведь тут грамм сто…

— Примерно так, но эффект сидатина просто потрясающий…

— И что же он делает?.. — спросил Брин, возвращая Шиманову драгоценную склянку.

— Он творит чудеса. Простой пример — заживление ран. Гниющая рана от осколка из пружинной стали затягивается за два часа, и для этого требуется всего половина миллилитра сидатина.

— Да, док, это впечатляет, — кивнул Брин Конвей, который не по рассказам знал, что такое рана. — Ну а еще что?..

— Наращивание тканей. Причем любых. Даже нервных клеток…

— Объясните попроще, док…

— Ну, например, вы потеряли ногу.

— Типун вам на язык, док. Давайте отстранение…

— Ну хорошо. Некто потерял ногу. Можно, конечно, подождать, пока в банке органов появится подходящая и приживить ее, но очень часто этого сделать невозможно. А с сидатином совсем другое дело. Он заставляет клетки делиться с удивительной скоростью. При отработанной технологии новую ногу можно вырастить за одну неделю.

— Иди ты… — пораженно покачал головой Конвей. — Ногу за неделю…

— Теперь вы понимаете, какая мощь заложена в сидатине?..

— О да, док, теперь понимаю.

— Если поставить производство на настоящую промышленную основу, то можно получить неуязвимых солдат, на теле которых затягиваются все полученные в бою раны. А старики, я имею в виду состарившихся «денежных мешков», — это целая программа. Ведь прием пятидесяти грамм сидатина сделает из старика цветущего юношу…

— Так это ж какие деньги можно качать, — начало доходить до Брина Конвея.

— Вот то-то и оно… — согласился Шиманов.

— Спасибо за лекцию, док, мне пора идти с докладом.

— К мистеру Панакису?..

— К нему самому.

— До свидания, мистер Конвей, желаю удачи.

32

…Когда Брин Конвей появился в кабинете Майкла Панакиса, тот приветливо улыбнулся и спросил:

— Ну и как тебе новая работа, Брин?..

— Спасибо, босс, работа чистая. Для «белых воротничков»…

— Это да. И жалованье твое теперь увеличено втрое…

— Я просто не знаю, как вас благодарить, босс…

— Работай, Брин, и это будет лучшая благодарность. Как тебе наш док?

— Док — голова… Таких я еще не видел. Очень непривычно. Я же работал с другими ребятами — вы знаете. Убери того, объясни этому…

— Ну а теперь пошел в гору. На повышение… Хорошо, Брин, возвращайся к себе, следи за разгрузкой, а мне необходимо зайти в клинику…

— А доклад?..

— Сегодня не нужно, — махнул рукой, — доложишь завтра.

Брин Конвей попрощался и вышел. Оставшись один, Панакис связался с Джадом Дрейкером.

— Джад?..

— Все готово, сэр, мы ждем только вас. Посетители уже волнуются, боятся, что прием отменят…

— Уже иду, Джад. Сколько их?..

— Ровно десять, сэр.

— Отлично, я уже спускаюсь.

Майкл Панакис зашел в кабину персонального лифта и спустился на несколько этажей вниз. Он вышел в коридор и энергичной походкой направился в приемную. Стоявшие на каждом углу охранники вытягивались в струнку и боялись пошевелиться, пока Майкл Панакис не скрывался за очередным поворотом. Они чувствовали, что за внешним добродушием Панакиса скрывается сила, жестокость и расчет.

Когда хозяин зашел в смотровую комнату, четверо присутствующих вскочили со своих мест.